Найо Марш - Всевидящее око [Чернее черного. Всевидящее око. Работа для гробовщика]
Своей сестре, бывшей замужем в Девоншире, он писал:
«Ты изрядно удивишься, услышав о такой перемене. Не ожидай ничего сверхъестественного — это просто тихая заводь, где хорошо живется чудакам вроде меня. Тут меня ничто не беспокоит — никаких хепенингов, никакого насилия, никаких демонстраций. Это мне подходит. В моем возрасте человек предпочитает жизнь без потрясений, и я полагаю, что обрету ее на Каприкорн Уол, один».
Даром предвидения мистер Уиплстоун никогда не отличался.
III
— Все прекрасно, — кивнул суперинтендант Аллен, — но как себе это представляют люди из Особого отдела? Полагают, что будут сидеть и размахивать нгомбванскими флажками?
— Что конкретно он сказал? — спросил Фокс, имея в виду заместителя комиссара.
— Ах, да вы прекрасно знаете, — отмахнулся Аллен. — Он щедро умащал меня медом своих слов.
— Не похоже, мистер Аллен.
— Это цитата. Только я не знаю откуда.
— А я уже хотел удивиться, — позволил себе пошутить Фокс. — Но вернемся к шефу.
— Придется, хотим мы этого или нет. Ну, разумеется, речь шла об этом визите.
— Президента Нгомбваны?
— Да. Вся суть в том, Фокс, что я его знаю. И шеф знает, что я его знаю. Мы учились в одном колледже, у Дэвидсона.
Год даже сидели вместе в аудитории. Он был хорошим парнем. Не всем по вкусу, но мне нравился. Мы дружили.
— Надо же, — протянул Фокс. — И теперь шеф хочет, чтобы вы вспомнили былые времена?
— Да. Хочет, чтобы я с ним встретился. Все равно, официально или по-дружески. Чтобы я объяснил президенту, что тот должен слушаться советов Особого отдела. Иначе его вполне могут убрать, и тогда начнутся проблемы на всех уровнях. Вот что, можете себе представить, я ему должен объяснить. Тонко и тактично, чтобы не задеть.
— Он не хочет подчиняться обычным мерам безопасности?
— Бумер всегда был упрям, как осел. Если мы хотели, чтобы Бумер что-то сделал, достаточно было сказать, что этого делать не следует. Он из тех людей, которые ничего не боятся. И к тому, же чертовски самолюбив. Как это, он под охраной? И слышать об этом не хочет. Он желает разыгрывать Гаруна Аль Рашида, гулять по Лондону и осматривать его сам по себе. Незаметный, как угольный ящик в райском саду.
— Ну, — протянул Фокс, — это просто замечательно. Парень выбрал лучший способ пасть жертвой какого-нибудь дурацкого покушения.
— Вы не ошибаетесь, это весьма неприятно. С той поры как введены новые законы, он стал бельмом на глазу крайне правых. Черт возьми, Фокс, ведь только недавно он выступал на Мартинике, и кто-то выстрелил в него в упор. Не попал, и сам застрелился. Никого не арестовали. А Бумеру хоть бы что, словно ничего не случилось, он весело шагает дальше, шесть футов пять дюймов роста, сплошные глаза и зубы, а у его охраны волосы стоят дыбом на каждом метре пути.
— Да, тот еще фрукт.
— Вот именно.
— У меня голова идет кругом, — признался инспектор. — Не разбираюсь я в этих новорожденных государствах.
— Не вы одни.
— Вы только посмотрите на Нгомбвану. Что это? Республика, но одновременно член Британского Содружества Наций. Но если она входит в Коммонуэлс, то почему имеет здесь посла, а не Верховного комиссара?
— Меня не спрашивайте. Все это результаты маневров моего старого друга Бумера. Официально они все еще состоят в Содружестве. И имеют и того, и другого. Сумели и независимость приобрести, и приличия соблюсти — короче, все удобства. Потому они и настояли, чтобы их человек в Лондоне именовался послом и получил резиденцию, достойную их великой державы. Все Бумера работа.
— А что его люди в здешнем посольстве? Посол и все остальные?
— Пытаются вразумить его, но, кажется, президент стоит на своем. Ему невозможно выбить из головы мысль, которую вбили в Лондоне во время учебы и адвокатской практики: Британия в своей истории политических убийств не знает, из чего следует, что и никогда в будущем их не произойдет. Не будь это столь безумно, могло бы показаться любопытным.
— Ведь он не может запретить Особому отделу делать свое дело. Разумеется, вне стен посольства.
— Но может чертовски усложнить им жизнь.
— Так что собираетесь делать вы? Дождетесь, когда он прибудет, и попытаетесь уговорить в аэропорту?
— Ну нет. Я завтра на рассвете лечу к нему. Дело Дагинхема придется вам закончить самому.
— Премного благодарен. Какая радость! — воскликнул Фокс.
— Лучше мне сейчас пойти домой и начать собираться.
— Не забудьте повязать старый школьный галстук!
— Столь извращенные идеи я отказываюсь даже комментировать, — фыркнул Аллен.
Он подошел к дверям, потом остановился.
— Хочу еще кое о чем спросить. Не приходилось вам когда-нибудь случайно сталкиваться с человеком по имени Самюэль Уиплстоун? Из Министерства иностранных дел?
— В таких кругах я не вращаюсь. А в чем дело?
— Он был экспертом по Нгомбване. Полагаю, что недавно ушел на пенсию. Симпатичный мужик. Когда вернусь, приглашу его пообедать.
— Он может как-то вам помочь?
— Тяжело ожидать, что он станет на коленях просить старика Бумера взяться за ум, если у того нет на это охоты. Но все же я надеюсь. До свидания, Фокс.
Через сорок восемь часов Аллен в легком тропическом костюме уже выходил из президентского «роллса», встретившего его в нгомбванском аэропорту. Под палящим солнцем он поднялся по величественной лестнице, уставленной стражей в парадных мундирах, и вскоре очутился в приемном зале президентского дворца. Там, к счастью, работал кондиционер.
Встреча началась на высшем уровне. С Алленом с самого начала обращались как с исключительно важной персоной.
— Мистер Аллен? — встретил его молодой нгомбванец — президентский адъютант — в мундире с золотыми шнурами и аксельбантом на груди. — Президент счастлив, что сможет с вами встретиться. Через минуту он вас примет. Хорошо долетели?
Аллен шел за небесно-голубым мундиром адъютанта по великолепному коридору с видом на экзотический сад.
— Подскажите мне, — спросил он по дороге, — как правильно титуловать вашего президента?
— Его превосходительство господин президент предпочитает такое обращение, — ответил адъютант.
— Благодарю, — кивнул Аллен, входя за своим провожатым в приемную внушительных размеров. Исключительно представительный, широко улыбающийся секретарь что-то сказал на местном языке. Адъютант перевел:
— Если не возражаете, можем войти.
Два стражника в сверкающих мундирах распахнули двустворчатые дверки Аллена ввели в гигантский зал. В дальнем его конце, за огромным столом, сидел его старый школьный товарищ Бартоломью Опала.
— Суперинтендант Аллен, ваше превосходительство господин президент, сэр, — торжественно сообщил адъютант и удалился.
Гигантская фигура была уже на ногах и легким шагом боксера приближалась к Аллену. Могучий голос прогремел:
— Господи! Рори Аллен!
Рука Аллена очутилась в могучем захвате, и плечо содрогнулось. Он с трудом сохранял почтительную позу со склоненной головой, что, как он полагал, предписывалось этикетом.
— Господин президент… — начал он.
— Что? Глупости, глупости, глупости! Наплюй на это, мой дорогой мальчик, как мы говаривали у Дэвидсона. — Аллен заметил, что президент повязал старый школьный галстук и что на стене за ним висит фотография их выпуска, на которой они с Бумером стояли в заднем ряду. Это его странно и чуть болезненно тронуло.
— Проходи, садись, — гремел Бумер. — Куда ты? Сюда, сюда! Да садись же! Ты не мог мне доставить большую радость!
Голову его покрывали волосы, схожие со стальной проволокой; они уже поседели и стояли высоко, словно женская шляпка. Могучая фигура — одни мышцы. Глаза немного подналились кровью. Аллен словно двойной экспозицией видел за этой фигурой эбенового юношу, который ел одну гренку с яйцами за другой, приговаривая:
— Ты мой лучший друг, до сих пор у меня тут никого не было.
— Хорошо выглядишь, — польстил ему президент. — Совсем не изменился. Куришь? Нет? А сигары? А трубку? Да? Так закуривай! Ты обедаешь со мной, тебе сказали?
— Это великолепно, — заметил Аллен, когда наконец сумел вставить слово. — Еще минута, и я забуду про протокол.
— Забудь сразу. Мы тут одни. К чему протокол?
— Мой дорогой…
— Бумер — называй меня так. Сколько лет я этого не слышал!
— Боюсь, это уже вертелось у меня на языке с самого начала. Дорогой мой Бумер!
Черный гигант раскатисто расхохотался. Аллен почувствовал себя, как в доброе старое время.
— Как это прекрасно, — заметил президент. Потом помолчал и чуть погодя добавил: — Я должен спросить, преследует ли твой визит какую-то цель. В подробности меня не посвятили. Лишь сообщили, что ты приедешь и рад будешь со мной увидеться. Разумеется, я был в восторге.
